Записи на таблицах - Лев Виленский

Принеси его Господу для всесожжения, а отрок пусть стоит с тобой. Душа его сегодня отдана Богу, от него произойдет народ великий, народ, принесенный в жертву Господу, народ, принадлежащий Богу. Как и Ицхак, будет народ сей стоять на краю гибели многие разы, но каждый раз Господь протянет руку свою, и спасет его, каждый раз уцелеет Ицхак, и умножая умножит Бог потомство твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря; и овладеет потомство твое вратами врагов своих. И благословятся в потомстве твоем все народы земли за то, что ты послушался голоса Его, и любил Его больше, чем родное дитя свое.

Так говорил с неба голос. И Авраам стоял, крепко держа за руку сына своего, любимого своего, Ицхака, и плакал.

Сарра

Она умирала.

Сто двадцать семь лет, огромный срок прожила она на земле. Она видела, как рушились государства, как отступала пустыня Беэр Шевы перед оросительными каналами, как восходило и заходило солнце.

Теперь ей пришел срок уйти к отцам и матерям своим. Ей, матери нового народа, матери Ицхака.

Сын ее потерял разум от горя. Он застыл без движения у шатра, где умирала мать, слезы не переставая лились по его умному узенькому лицу, ясными каплями застревая в реденькой рыжей бородке. Обритая голова была расцарапана ногтями, глаза, красные и опухшие, казались безумными.

Таким застал сына Авраам, которому передали горестную весть, когда он обходил стада свои на дальних пастбищах. Старик поспешил в кочевье, соскочил с мула, бросился к шатру, обнял Ицхака и силой заставил его встать. Удивился Ицхак, какие сильные у отца руки, руки, способные задушить молодого быка, и эти руки дрожали, несмотря на свою силу.

— Сынок, сыночек… не плачь, успокойся. Это доля всякого смертного под солнцем! Род уходит и род приходит, и никто не живет вечно, — увещевал Ицхака Авраам, а сам с трудом давил в себе отчаянное желание заплакать.

— Мама, мамочка, — причитал Ицхак, — зачем ты уходишь от меня? Что я делать буду без рук твоих ласковых, без улыбки твоей, без твоих разговоров со мной?

— Успокойся, сын, говорю тебе! — вскричал Авраам. Есть в мире заведенный порядок вещей, по которому мы уходим в мир иной, и плакальщики кружат вокруг, распевая хвалу Господу, установившему мудрое правление свое. Перестань плакать, ну же! Будь сильным!

Но не слышал его Ицхак, присел и стал размазывать сухую землю по лицу, причитая про себя.

Авраам с сожалением глянул на сына, откинул полог шатра и зашел вовнутрь.

Сарра лежала на коврах посередине шатра. Крошечная ссохшаяся старушка. Жалкие прядки седых волос едва прикрывали белую кожу ее головы, глаза, тускнеющие глаза Сарры, некогда большие и блестящие, прятались в морщинах. Мертвая желтизна щек, маленькие сухонькие ручки, перебирающие наброшенное на нее тонкое шерстяное одеяло, сиплое дыхание, с трудом вырывавшееся из груди ее, вот что увидел Авраам. Это была та Сарра, его любимая Сарра, его жена, его подруга, с которой он прожил жизнь свою, и без которой жизнь его заканчивалась. Многие в такие моменты вспоминают картинки из жизни, вспоминают, какой была жена в молодости, но Авраам не мог вспомнить ничего, хотя Сарра вошла в его жизнь навсегда. Он видел любимую маленькую старушку. Она узнала его, слабо дернулись уголки запавших губ, чуть приоткрылся беззубый рот. И блеснули неожиданно глаза, как блестели они раньше. Сарра силилась говорить.

— Скажи, родной, — прошептала она, — что же с тобой теперь будет? Я же тебя одного оставляю, несмышленого…

— Сарра, милая, — ком стоял в горле Авраама, но он крепился и сдерживал слезы, — это я, муж твой, не Ицхак, не ребенок. Я же стар, как стар этот мир вокруг. Не маленький я уже, Сарра, не маленький.

— Оставь, любимый, — голос Сарры был так слаб, что Авраам с трудом различал, что она говорит, — ты совсем как младенец, хоть и умный очень. Кто теперь накормит тебя, на напоит, кто говорить с тобой будет, ах, рано я ухожу, рано… ты …послушай, милый, я тебе хорошей женой была, потому что ты был лучшим в мире мужчиной, о таком женщины мечтают все годы, да не находят, а мы с тобой друг-дружку нашли, ведь так? Так Господь хотел. Лучше тебя быть не могло, самый красивый, самый сильный, самый любящий, сколько мы с тобой вынесли…

— Сарра, — слезы бежали уже по щекам Авраама, он не в силах был остановить их, — жизнь моя, моя жизнь, ты сделала меня счастливым. Для тебя шел я сквозь жизнь, для тебя был я красивым и сильным, голубка моя, ты и сейчас красива, очень, я и сейчас люблю тебя и буду любить, даже когда уйдет душа твоя к Господу Всевышнему!

— Правда, я красивая, милый? — Сарра еле заметно улыбнулась, — возьми меня за руку, посиди со мной немножко.

Авраам осторожно взял в руку костлявые пальчики Сарры, грел их, холодеющие, своим дыханием, гладил второй рукой жену по щеке, пока не померк взгляд ее, не высохли маленькие озерки ее глаз, не прозвучал в ночной прохладной тишине шатра последний вздох. И тогда медленно вышел из шатра Авраам. Розовела кайма вокруг моавских гор на востоке, ночь, полная дыхания горных лугов, стонов зверей и треска цикад уходила, уступая место еще одному дню, так было заведено Господом, таков был порядок с тех пор, когда Всевышний сотворил день первый.

И закричал Авраам, закричал страшно, навзрыд закричал, так, что содрогнулись горы Хевронские.

— Сарра, Сарра, Саааааррраааааааа! Господи, забери и меня за ней!

Умерла мать народа. Тело, завернутое в белую чистую ткань, медленно несли на носилках домашние. Плакальщицы шли чередой за носилками, истошным плачем будя рассвет. На поле, купленном у Эфрона, хетта, в пещере Махпела, вырыта была могила, опустили туда легкое тело матери, покрыли могилу каменными плитами. Положили сверху аккуратно отесанную глыбу желтого камня хевронского. Ицхак плакал, обнимая камень могильный. Подошел Ишмаэль, которого нашли и позвали полмесяца назад, чтобы пришел проститься с Саррой. Стоял, раскаиваясь в душе, угрюмый, грузный, в белом плаще, с обручем египетской работы в черных волосах с проседью, кривились толстые губы. Подошел к отцу, опустился перед ним на колени, поцеловал руку.

— Отец, мне больно от твоей боли. Я плохо себя вел с мамой Саррой, когда был молод. Прости.

— Простил я тебя давно, сынок, — ответил Авраам, — успокой брата, гляди, что он с собой делает!

— Эх, отец, слаб-то Ицхак, ну да ладно, нет у меня зла на него. Я свою жизнь уладил, жен у меня три, египтянки, живу хорошо, всем богат.

Ишмаэль подошел к Ицхаку, присел возле его, потрепал